Дмитрий Хван - Знак Сокола [СИ]

Он уже понял, в чём ошибся Лифань. Нельзя было идти в атаку на крепость, не разведав обстановки. Именно это отличает думающего военачальника от дурака. Войско противника имеет множество аркебуз и артиллерию. А два корабля способны перекрыть реку, не допустив на неё флотилию маньчжур. Враг силён и уверен в себе, даже амурцы уже не воздают должного почтения ему, нингутинскому фудутуну!

Когда на улице окончательно стемнело, в темнице появились ещё одни гости. Сначала зашёл один из христиан, принёсший более яркий фонарь. Потом появился ещё один амурец, а за ним вошёл военачальник над всеми чужеземцами. Он посмотрел на нетронутую миску с кашей и, покачав головой, проговорил:

— Твоя жена тоже поначалу отказывалась от еды и сидела в углу выделенной ей комнаты. Я ей сказал, что ты скоро придёшь за ней и будешь недоволен, если она умрёт от голода.

— Здоровы ли дети? — хмуро спросил чиновник.

— Гаосе и Чуньи здоровы и бодры, они находятся вместе с матерью. Эрдени знает, что ты тут.

Дюньчэн мысленно возблагодарил небо за этот дар — его семья жива и невредима.

— Что ты хочешь? — негромко сказал маньчжур.

— Вернёмся к моему последнему вопросу, — предложил Игорь. — Итак, какова численность твоего войска?

Дюньчэн неожиданно для себя начал говорить. Фудутун понял, что этот варвар сдержит своё слово и позволить ему воссоединиться с самыми дорогими людьми. Он рассказал про ситуацию, сложившуюся в Мукдене в связи с активизацией мятежа северных варваров. Выходило, что высшие сановники империи Цин пока не представляли, с кем именно они столкнулись в дебрях приамурских лесов.

— Северные варвары, — проговорил Матусевич. — Да, я помню, все соседи у маньчжуров делятся на варваров ближних и дальних.

Чиновник удивлённо посмотрел на чужеземца. Дюньчэн видел, что его враг спокоен и уверен в себе. Выдержанность являлась хорошим качеством для военачальника, но есть опасность излишней самоуверенности. Возможно, этим удастся воспользоваться, если не ему, то тому, кого назначат на его место.

— Как относятся маньчжуры к корейским воинам? — амурец снова перевёл вопрос Матусевича.

— Лучше, чем к китайцам, но хуже, чем к монголам, — усмехнулся фудутун. — Если ты это имеешь виду. Над круглошляпниками иногда посмеиваются. У них свои отряды и их офицеры получают приказы.

— От военачальников вроде тебя? — уточнил Игорь.

— Да, таких как я или от моих заместителей, — отвечал пленник.

После этого сунгарийский воевода задумался на несколько тяжёлых для маньчжура минут.

— Давай так, — сказал Дюньчэню Игорь. — Ты отвечаешь на все мои вопросы, касаемые твоего народа, государства и его соседей.

Повисла пауза, Матусевич внимательно смотрел на лицо маньчжура. Ни один мускул не дрогнул на лице азиата. Готов ли он рассказать всё, что знает, подумал воевода.

— После этого я отпускаю тебя, вместе с семьёй в Нингуту. Отвезу на моём корабле.

Чиновник коротко кивнул, после чего спросил, смогут ли вместе с ним вернуться и его люди. На что воевода отрицательно покачал головой:

— Только ты и твоя семья.

Маньчжур был согласен даже на это, самое главное теперь — достичь живым Нингуты. Ведь обладая некоторым знанием о новой напасти для империи — северных варварах, ведомых чужеземцами-христианами, Дюньчэн понимал, что он сможет сделать больше, чем Лифань. А для начала, нужно было выяснить, являются ли эти христиане братьями тех, что якшаются с ханьцами и стараются получить разрешение торговать с маньчжурами. А уж после этого строить долговременную стратегию их усмирения.

— Ты что, Игорь! — после того как они вышли из тюремного помещения, Лазарь удивлённо обратился к Матусевичу. — Ты отпустишь его, после всего, что он видел?

— Отпущу, — кивнул воевода, улыбаясь.

— Товарищ майор, я не узнаю вас! — воскликнул спецназовец. — Это же профессиональный военный, военачальник. Его ждёт целая армия! И ты его отпустишь?

— Отпущу-отпущу! — рассмеялся Матусевич. — До первого оврага.

Лазарь картинно вздохнул и покачал указательным пальцем. Он едва не поверил своему командиру. Всё правильно, врагу можно обещать всё, что угодно. Главное — забыть выполнить эти обещания. Джентльменство на войне — путь к поражению. С врагом церемониться нельзя, ибо чревато. Ему сразу вспомнился эпизод из старшей школы. Учитель рассказывал об удивительном случае глупой вежливости на войне. Тогда шла австро-французская война за земли южно-немецких княжеств. Так вот, на начальном этапе войны в битве при Аугсбурге, один французский генерал решил дать австрийцам фору. Он проскакал мимо австрийской шеренги, галантно помахивая врагу шляпой и предлагая им право первого выстрела. Австрийцы, не будь дураки, согласились. Когда дым рассеялся, в живых осталось едва ли треть от французской шеренги. Множество солдат лежало на земле, изломанных, словно соломенные куклы. Ранения были страшными, а вопли и стоны умирающих оглашали поле боя, вводя в оцепенение оставшихся в живых. Вторая шеренга французов дрогнула. Австрийцы же, вооружённые русийскими мушкетами, продолжали стрелять, не отвечая галантностью на галантность. В итоге французы тогда потерпели сокрушительное поражение. Франция же вскоре и вовсе проиграла войну, а Австрия стала гегемоном в южно-немецких землях на добрую сотню лет. Вот и тут, отпустишь опытного военачальника, нагруженного опытом и знаниями обратно к его войску — и завтра не ты, так твои товарищи умоются кровью.

Оставшаяся на зимовку дюжина ангарцев до весны была предоставлена самой себе. Основная работа была закончена, последний золотой песок был ссыпан в мешочки. Оставалось лишь кое-где подлатать зимовье, да ждать весну, только тогда их сменит новая группа золотодобытчиков. А пока долгими зимними вечерами ангарцы занимались полезным делом — вырезали из дерева шахматы, шашки да детские игрушки. За козами, что содержались в зимовье, ухаживали тунгусы. Ночами слушали радио — коллеги со свинцового рудника каждый день передавали последние новости из Ангарии. День шёл за днём, размеренно и тягуче. Небольшие оконца с начала зимы постоянно затянуты морозным рисунком, едва-едва пропуская дневной свет. Кусты да пни, что остались после строительства вокруг зимовья, были покрыты огромными шапками снега, которые за короткий зимний день недолго освещаемые солнечным светом. А по ночам на вековую тайгу опускалась безбрежным чёрным ковром темнота и лес скрипел от её хладных объятий. Бывало, выйдешь ночью из душной, натопленной избы на двор, глянешь на звёздный небосвод, вдохнёшь полной грудью и голова моментально становится ясной. А нос сразу же защиплет от морозного воздуха. Подышишь так пару минут — и назад, к печке, покуда не пробрало до костей.

Летом на окрестных ручьях, многочисленных притоках Витима, как и на нём самом работало четыре бригады по двенадцать человек в каждой. Золото собирали и прямо на земле, шаря подо мхом, бывало, везло — находили и самородки. Не с кулак, конечно, поменьше — но всё же, бывало. Дабы не случалось проблем с утайкой драгоценного металла, на эту работу нельзя было послать ни переселенцев, не казаков. Только тунгусы и первоангарцы, иначе можно было ожидать убийств и побегов. Такова человеческая натура. Лесным аборигенам золото ни к чему, им дороже железо, а членам пропавшей экспедиции бежать было незачем и некуда. Изначально, в первые годы становления ангарского социума, было несколько неприятных случаев, связанных с людской алчностью. Известно, что она напрочь отбивает способность логического мышления даже у, казалось бы, образованных людей. Самым серьёзным был мятеж группы молодых тогда ещё морпехов, которые, наслушавшись казачьих сказок да рассовав по карманам и рюкзакам натасканного в лагерь пирита, хотели было дать дёру до сибирских городов. Сейчас, один из них, Александр Титов, товарищ главаря горе-заговорщиков Мартынюка, был на прииске за старшего. Много воды утекло с того случая, но он стал поворотным — более никаких мятежей среди первоангарцев не было. Можно сказать, после этого они только сильнее сплотились. Кроме Александра, из русских на золотодобыче был только Андрей Богатырёв, один из новоземельских разнорабочих, волею слепого случая оставшийся в этом мире. Остальные десять человек были ангарскими тунгусами. Александр с Андреем весь день проводили в карточных играх, тунгусы же, при ясной погоде частенько уходили в лес по несколько человек. Возвращались уже в темноте, с глухарями или тетеревами, разбавляя этим скудный рацион зимовщиков.

В один из дней группа из четверых охотников не вернулась спустя двое суток после ухода из зимовья. Поначалу ни Титов, ни Богатырёв не беспокоились, потому как в окрестной тайге было разбросано несколько чумов с запасом хвороста. Имея спички, можно было переночевать без особых проблем. На четвёртые сутки в лес на поиски ушла ещё одна группа тунгусов, на сей раз трое хороших охотников. Тогда же Титов радировал о происшествии на свинцовый рудник, расположенный на севере Байкала, близ устья реки Холодной. Оттуда информация ушла в Новоземельск и далее в Ангарск. Ответ руководства Ангарии был получен незамедлительно. Смирнов приказал не покидать зимовья и быть постоянно начеку. Титов достал из оружейной комнаты всё имеющееся в зимовье оружие, дюжину винтовок. Стволы были распределены между пятью оставшимися ангарцами. У каждого человека было в руках по ангарке и на плече по второй. Остальные стояли прислонённые к стене у окошек укрепления. Зимовье представляло собой четыре сруба, соединённые между собой частоколом. Два длинных здания — жилые бараки, в которых жили сезонные старатели. Из их крыш вырастали небольшие башенки, одна из них смотрела на правый берег Витима, а вторая — на край леса. Изба на северной стороне была столовой, а также в ней находился продуктовый склад, включая ледник под постройкой. На южной стороне стоял козий хлев и небольшой курятник, на просторном чердаке которого лежали запасы сена. Центр зимовья составляла изба, в которой был склад драгметалла и арсенал, а также радиостанция.